Братья Шевченко: «Заброшенные старинные заводы не украшают Петербург»
Несмотря на два кризиса, кажется, будто рынок сноса зданий вернулся на свою колею: в разных концах города работают экскаваторы-разрушители, снуют груженые старыми кирпичами самосвалы. А вот умеют ли демонтажники ломать «муравейники», трудно ли будет разрушить «Лахта-центр» и почему снос — это скорее развитие, а не уничтожение, рассуждают Антон и Алексей Шевченко, владельцы демонтажной компании «Прайд».
— Порой создается впечатление, что демонтажники ищут себе объекты на местности. Видят: аварийный дом, мозолит глаза — давайте снесем. Есть такое?
Антон Шевченко: — Было одно здание в поселке Понтонный. Четырехэтажное, уже без крыши, одни стены и провалившиеся перекрытия. Находилось здание в центре поселка, создавало аварийную обстановку, угрожающую жизни и здоровью граждан. Являлось местом притяжения бомжей и наркоманов. В итоге к нам обратились инвесторы и попросили его снести. В данном случае я считаю, что снос здания позволил улучшить жизнь жителей поселка.
Алексей Шевченко: — Каждый день проезжаем мимо таких: без окон, без дверей, скрывшиеся за деревьями. Например, на проспекте Энергетиков, 15, или на Мебельной, 10. Как бельмо на глазу. Наверное, многие градозащитники спят и видят, чтобы разобрать башню Газпрома, но мы считаем, что город должен развиваться. Возведение таких зданий, как «Лахта-центр», притягивает бизнес и улучшает экономику города.
— Заметьте: не мы вспомнили о «Лахта-центре». Есть ли у вас представление, как в случае необходимости его снести?
Ал.: — Это будет непросто. Но в случае возникновения такой задачи применим самые современные технические решения. Например, совмещенный ручной и роботизированный демонтаж с помощью роботов Brokk.
— Снос «Лахта-центр» — это все-таки больше из области фантастики. По крайней мере, сейчас. А вот разборка многоэтажных жилых микрорайонов, проще говоря «муравейников», кажется более реалистичной. Тот же Илья Варламов постоянно предвещает ее начало. Существует ли технология сноса таких высоток?
Ан.: — Мы знаем об опыте Москвы. Здание стояло 12–15-этажное, фасадом выходило прямо на тротуар. Какую москвичи использовали методику? Безусловно, ручную разборку до высоты работы экскаватора с длинной стрелой.
Но мы понимаем, что к тому моменту, когда в Петербурге придется ломать «муравейники», технологии продвинутся. Еще недавно использовали только шар-бабу — как в мультике «Ну, погоди!».
Микрорайон «Северная долина», самый известный петербургский «муравейник»
— Является ли наличие собственного парка техники основным фактором успеха в демонтажном бизнесе?
Ал.: — Во многих случаях экономически целесообразно взять в аренду необходимую технику. Мы работаем с крупнейшими арендными компаниями, которые предоставляют нам такую возможность. Необязательно иметь свою технику, чтобы являться конкурентоспособной компаний.
— А зависит ли успех от масштаба компании? «Прайд» — фирма небольшая.
Ал.: — В больших компаниях сильно раздуты штаты, там высокая бюрократия. Это сильно влияет на оперативность принятия решений и эффективность работы. Успех зависит не от того, крупная компания или нет, а от команды этой компании. У нас команда собрана первоклассная, каждый — профессионал своего дела.
— Слова про сильно раздутый штат и высокую бюрократию можно отнести к крупной демонтажной компании «Размах», где вы работали до того, как открыли свое дело?
Ан.: — Мы все меньше и меньше встречаем «Размах» в городе. Может, они ушли в регионы, но факт: на тендерах они там не попадаются.
Большой секрет от маленькой компании: в прошлом году одна крупная фирма взяла контракт, предложив стоимость ниже нашей. После тендера заказчик целый месяц пытался заключить с ними договор. Только их протокол разногласий составлял 20 листов. С такими большими и грамотными инвестору было не по пути. Он предложил контракт нам, договор заключили за три дня, хотя стоимость у «Прайда» была выше на 20%.
— Проволочки в работе наверняка бывают связаны с законом, запрещающим сносить здания, построенные до 1917 года. По вашему мнению, насколько этот закон целесообразен?
Ан.: — Что касается дореволюционных построек, закон должен работать. Но есть в Петербурге зоны, где нельзя сносить более молодые здания — построенные до 1957 года. Это, например, территории вдоль южной части Московского проспекта.
Мы сносили в Московском районе завод. Практически всё на его территории стояло с 1960–1970-х годов. Но трансформаторная подстанция была 1955 или 1956 года постройки. Закон требует ее сохранять, но совершенно очевидно даже для создателей этой законодательной нормы, что не ради сохранения подстанций она создавалась. Имеет смысл причесать закон, убрав оттуда хотя бы такие вспомогательные постройки.
— Этот закон, закон о зонах охраны, был создан и корректировался с привлечением градозащитников. Возле ваших объектов активисты часто появляются?
Ал.: — Обычно эти организации долго наблюдают со стороны, а противодействовать начинают, когда работа уже началась. Обвиняют демонтажную компанию, хотя идти надо к заказчику, это его вотчина, а мы лишь исполнители.
Ан.: — Некоторых градозащитников мы хорошо знаем лично, и иногда с ними получалось выстраивать конструктивный диалог. Привлекали для различных экспертиз. Одни высказывали правильную, рабочую точку зрения, некоторые перебарщивали. Можем назвать ВООПИиК и «Живой город» как самых адекватных из градозащитных организаций.
— «Живой город» активно выступал против одного вашего проекта — сноса дореволюционного завода на Лиговском проспекте.
Ан.: — Завод «Самсон» находится за границами охранных зон, поэтому на его территорию закон о зонах охраны не распространяется. Иными словами, сносить дореволюционные здания «Самсона» закон не запрещал. Это понимали все, однако «Живой город» пытался будоражить общественность. Более того, как мы потом узнали, некоторые активисты с транспарантами — не из «Живого города» — были проплаченными, а ситуация была создана нашими конкурентами.
— Проплаченные или нет, но сам завод имел архитектурную ценность. Пусть и не признанную официально, но фасады вряд ли можно было назвать безынтересными сараями.
Ан.: — Такие заводы стоят десятилетиями в полуразрушенном состоянии. И никаким образом не украшают облик города, не вызывают интереса и у градозащитников. А вот как только их начинают сносить — всё, сразу бьют во все колокола.
— У вас на сайте можно найти проекты, выполненные в Сочи. Есть ли градозащитники в регионах?
Ал.: — В небольших городах другая специфика, и если в миллионнике твои проекты затеряются, то там ты на виду. Мы работали в Сочи и Норильске. Чувствуешь дополнительную ответственность. Больше внимания как от административных, так и от надзорных органов, от общественности. Но с градозащитниками мы не сталкивались.
— Нет ли у вас такого, что петербургские дома кажутся более важными, чем те, что построены в остальной России? Есть ли различие в принятии решения по сносу особняка в Петербурге или, скажем, в Петрозаводске?
Ан.: — Поскольку старинных объектов за пределами Петербурга мы не сносили, то с этими чувствами не сталкивались. Но в целом, конечно, всегда любишь больше свой город, чем чужие. С другой стороны, снос — это ведь способ создать гармоничную среду. Никому не хочется ходить среди заброшенных или недостроенных зданий, в которых бомжи жгут костры. И в этом плане гармоничную среду приятно организовывать в любом месте, пусть даже и в Петрозаводске.
